|
Архив БВИ -> |
[Фантастика] [Филателия] [Энциклопудия] |
|
Владимир Борисов
Оптимизм горения
Запомнят меня веселым, любившим хорошие вещи,
искавшим,
несуетливым,
знающим, что к чему.
«Мой совет тебе: живи с широко раскрытыми глазами и ушами, обдумывай жизнь, присматривайся к людям (к людям, а не к проблемам – это относится и к научной фантастике), в центре задуманного произведения поставь человека: ученого, борца, открывателя, новатора. И пиши каждый день – для тренировки». Так писал в конце 1957 года школьнику Гене Прашкевичу известный писатель Леонид Платов. «...Ты пиши, имея перед собой Ефремова, А.Толстого, Уэллса, Стивенсона. У них и учись. Плохому не научат».
Позже Геннадий Прашкевич признается: «Мне, человеку из провинции, везло на хороших людей». Наверное, это так. Но хорошие люди, как и вода, не придут просто так к лежачему камню.
Геннадий Мартович родился 16 мая 1941 года в селе Пировском Енисейского района Красноярского края. Окончил школу на станции Тайга. И уже тогда определил свои привязанности на всю будущую жизнь. Первые публикации в газете «Тайгинский рабочий» 1956-1957 года – стихотворения, научно-фантастический рассказ «Остров Туманов», очерк «В поисках динозавров». Эти три направления – поэзия, фантастика, история и палеонтология – характерны и для творчества сегодняшнего Прашкевича.
Унылая серость будней в провинциальном станционном городке не давала развернуться фантазии будущего писателя. Сколь многие в таких условиях отдаются на откуп незамысловатой судьбе, подчиняясь обстоятельствам, а в результате так и проживают жизнь, «как черви слепые живут». Творческая натура Гены Прашкевича проявилась в том, что он стал писать письма людям, чьи жизнь и творчество привлекали его. И ему отвечали. Писатели и ученые.
И о динозаврах школьник со станции Тайга писал уже не по книжным премудростям. Практически это был отчет о работе в экспедиции:
«Я уже к тому времени, благодаря опеке И.А.Ефремова, раскапывал пситтакозавров на Кие, и побывал в большой палеонтологической экспедиции под Пермью, на озере Очер (где раскапывали дейноцефалов). Там у костра Елена Дометьевна Конжукова (первая жена Ефремова) часто пересказывала фантастические романы, которые тогда еще не были переведены на русский (Чэд Оливер, Хайнлайн, Гамильтон и прочее). У костра же вслух читали Конрада («Зеркало морей»), Норберта Винера («Кибернетика и общество»), Грина, только-только начавшего переиздаваться. Вообще, скажу тебе, это была школа... И разумеется, все это подогревало мою страсть к фантастике. Тем более что читателем всех моих первых рассказов был Николай Николаевич Плавильщиков – замечательный писатель («Недостающее звено») и ученый, и еще более замечательный человек. Все мои первые рукописи густо исчерканы его замечаниями. Кое-где их больше, чем текста».
Прашкевич закончил Томский университет с дипломом геолога. Работал: кондуктором грузовых поездов, электросварщиком, плотником и столяром. Затем Институт геологии и геофизики СО АН СССР (Новосибирск, 1959-1965) – лаборатория палеонтологии палеозоя (возглавлял академик Б.С.Соколов), Сахалинский комплексный научно-исследовательский институт СО АН СССР (1965-1971, Южно-Сахалинск, лаборатория вулканологии; возглавлял доктор г/м наук В.Н.Шилов), Западно-Сибирское книжное издательство (Новосибирск, 1971-1983). Издательство вынужден был покинуть в связи с цензурным запретом книги «Великий Краббен», 1983. Участник геологических и палеонтологических экспедиций (Урал, Кузбасс, Горная Шория, Якутия, Дальний Восток, Камчатка). Путешествовал и по загранице. И везде присматривался к людям (к людям, а не к проблемам). Наверное, именно поэтому герои его книг – реальные люди во плоти, где бы и в какие времена они не жили, – в прошлом, настоящем и будущем, на Сахалине или в Париже.
Меня меняло время?
Да, меняло.
Но время слишком часто изменяло
и мне,
и тем,
кому хотел помочь.
В советские времена творчество Прашкевича почему-то периодически оказывалось не соответствующим историческому моменту, хотя ярым диссидентом Геннадий Мартович и не был. Реакцией на стихотворение «Мои товарищи», которое Е.Долматовский представил в московский журнал «Смена», были строки в статье секретаря райкома комсомола Советского района Б.Мокроусова («За науку в Сибири», 28 ноября 1962, Новосибирск): «Подчас это связано с благодушным настроением некоторой части нашей молодежи. Так, сотрудник Института геологии и геофизики Прашкевич отказывается от социалистического реализма в пользу декадентов, оплевывает ряд советских поэтов...». Далее – еще веселее. Осенью 1968 года в Южно-Сахалинском книжном издательстве запрещен цензурой и рассыпан набор книги стихов «Звездопад». Чуть позже не выходит сборник стихотворных переводов с болгарского. Публикация повести «Великий Краббен» в сборнике в Новосибирске также закончилась плачевно:
«Сборник вышел в свет в сентябре 1983 года, но в продажу поступить практически не успел, был уничтожен по приказу российского Госкомиздата по печати. Впрочем, как показала действительность, масса книг была раскрадена работниками типографии и продана на черном рынке. Через несколько лет на семинаре по фантастике и приключениям в Дубултах, ко мне приходил семинарист с просьбой оставить ему автограф на «Великом Краббене» – книгу он купил на черном рынке в Баку. Грузчики издательства продали мне пачку книг. Соседка по дому рассказала, что прежде чем отправить книгу в макулатуру, ее завезли в артель слепых. Там с книги срывали переплет...»
Выход из всех этих передряг у Геннадия Мартовича был один: он садился работать и писал новые произведения.
Мне повезло: я знаю озаренье
не понаслышке. Океаном света
меня кружило по земному шару.
Я сравнивал горбатые хребты
высоких Альп с хребтами Удокана.
Дышал сиренью. Восхищался Солнцем.
Любил в Афинах
и любил в Москве.
Первая книга «Такое долгое возвращение», сугубо реалистическая, вышла у Прашкевича в 1968 году. И довольно долго Геннадий Мартович писал и переводил стихи, а к фантастике не обращался. Хотя еще в конце 50-х годов он написал несколько повестей, от которых остались лишь названия: «Гость Аххагара», «Контра мундум», «Горная тайна», «Под игом Атлантиды»... Именно из этих детских черновиков появились затем повести «Мир, в котором я дома», «Разворованное чудо», «Снежное утро». Их «детское» происхождение выдает «зарубежная» экзотика: действие происходит в Южной Америке, где скрывающиеся от правосудия нацисты пытаются создать глобальное «климатическое оружие», или в Африке, где космический пришелец попадает в руки наемников. Автор вспоминал: «Единственный черновик, который мне как-то в дальнейшем не пригодился – «Под игом Атлантиды», роман, модная, надо сказать, в те годы тема...»
Надо сказать, что от экзотики автор не отказывался и в дальнейшем. Персонажи Геннадия Прашкевича действуют иногда в таких местах, о которых среднестатический россиянин и не слышал никогда. Но следует признать: описания не выглядят искусственными и безжизненными – автор и сам повидал немало, и воображение его не подводит, и пишет он с явным знанием обстановки и реалий. Известно, что живущие к востоку от Урала в нашей стране несколько легкомысленно относятся к большим расстояниям: тысяча километров – это рядом. Для Прашкевича характерно спокойное отношение к расстояниям во всех измерениях. Диапазон его книг во времени – от тех времен, когда на Земле только зарождалась жизнь (например, только что вышедшая книга «Берега Ангариды», написанная в соавторстве с известным палеонтологом Е.А.Елкиным), до далекого будущего в «Кормчей книге», будущего странного и непонятного для наших современников, созданного не только фантазией писателя, но и научной интуицией. Диапазон в пространстве – от пыльной станции Тайга в «Апреле жизни» до границ Солнечной системы в «Анграве-VI» или даже до границ Вселенной в «Кострах миров».
Ведь это же неправда, что возможно
нам счастье
только
в доме на песках.
Повесть «Мир, в котором я дома», опубликованная в 1974 году в «Уральском следопыте», положила начало как долгому сотрудничеству Прашкевича с журналом, так и выходу к широкой публике «фантастического» творчества автора. Там же и в том же году появились первые записки промышленного агента «Шпион в юрском периоде», открывшие цикл детективно-фантастических повестей. Главный герой этого цикла, Эл Миллер, в отличие от традиционных суперменов решает поставленные перед ним задачи головой, анализируя сложившуюся ситуацию и находя правильный ответ. Примыкает к этому циклу и написанная в соавторстве с Владимиром Свиньиным повесть «Школа гениев». Основная тема «записок промышленного шпиона» – перспективные научные разработки, которые неизбежно привлекают к себе внимание различных дельцов. Новые истории о «шпионе» появлялись в различных изданиях на протяжении более десяти лет и наконец в 1994 году были отмечены заслуженной премией «Аэлита».
Как и раньше, Прашкевич жадно всматривается в жизнь, ему интересны любые ростки нового в реальной жизни. Несколько романов, написанных в соавторстве с томским ученым и предпринимателем Александром Богданом («Противогазы для Саддама», «Человек «Ч», «Пятый сон Веры Павловны»), истории на грани фантастики о новейших временах и «новых» людях этих времен, незамысловато обозначенные рецензентами как «боевики с экономическим уклоном», на самом деле являют собой попытку осмысления перемен, происходящих в мире. Человек, его место в мире стремительно развивающихся технологий, в мире, где стремление к власти и обладанию большим капиталом неизбежно выхолащивает нравственную основу общества, – основная тема этого исследования, которое сами авторы называют «современной утопией».
От древнего кургана
до гиблого болота;
от чайного стакана
до чаши с позолотой;
от томского забора
до стен горячей Кушки;
до Домского собора
до крошечной церквушки;
от розы искушения
до городского тира;
от мироощущенья
до ощущенья
мира.
«Ощущенье мира» для Геннадия Мартовича зиждется прежде всего на фундаменте мирового знания, в основе которого нелегкий путь логических построений науки. Нередкий для писателей-фантастов багаж разносторонних научных фактов в творчестве Прашкевича не только служит основой для его произведений, но преломляется в рассуждения о том, к чему идет человечество в неудержимом стремлении расширить сферу познанного. В «Демоне Сократа» описано создание НУС (Необходимое существо Анаксагора) – системы, которая владеет той информацией, которой владеет общество в целом. Всемогущей. Человек, подключенный к ней, тоже становится всемогущим. Но готовы ли мы к этому?
А в повести «Соавтор» писатель встречается с иным разумом. Этот разум не принимает материального облика, он существует лишь в голове героя. И невольно возникает вопрос: а может быть, никакого иного разума и нет вообще, может быть, идет разговор со своей совестью?
В «Парадоксе Каина» речь идет о человеке «другом», который придет на смену человеку «нынешнему». Повесть нисколько не утратила своей актуальности, более того, до сих пор остается чуть ли не единственным произведением, повествующем о реальных проблемах вхождения в наш мир генетически измененных существ, чье появление давно уже перестало быть фантастической гипотезой.
В лучшей из своих книг
я поместил бы слова ассирийцев:
– Ты,
который в грядущем,
читай эти письмена,
начертанные на скалах и бумаге,
и ничего
не разрушай
и не трогай.
Тема нравственной неподготовленности человечества к бурному появлению новых технологий автоматически перетекает в произведениях Прашкевича в тему: оправдано ли получение новых знаний и благ путем уничтожения чего-то непонятного, на первый взгляд, ненужного или даже кажущегося вредным?
Об этом писатель рассуждает в повести «Анграв-VI», где инспектору нужно решить, стоит ли для расширения базы на спутнике Юпитера Европе и обеспечения безопасности ее сотрудников уничтожать феноменальную Воронку, смущающую умы ученых и, возможно, неповторимую в принципе?
Что значат для человечества уникальный Великий Краббен и обычный куличок на болоте (в повести «Кот на дереве»)?
В середине 80-х «Костры миров» ярко осветили, казалось бы, уже поднадоевшую тему о контакте и понимании «иных». Загадочные протозиды, против которых настроено всё галактическое содружество миров, собираются воедино, чтобы превратить квазар в черную дыру и перебраться в новую вселенную, где смогут жить полноценно. Если их общей массы не хватит для этого, квазар взорвется и уничтожит всё вокруг. Разведчик Роули (под именем брата Хенка), замыслов которого, как и замыслов протозидов, никто не понимает, пытается предотвратить трагическую ошибку и противостоит попыткам уничтожения отдельных протозидов.
Наконец, изящная история о загадочной «Шкатулке рыцаря», которая после нажатия на алое пятно перемещается в будущее. Как ее заставить раскрыться? А может быть, человечество еще не готово к этому?
Но как мне передать Луны томленье?
Как выведать извилины корней?
Чтоб прямо в песне (в песне, не над ней!)
звучало утешительное пенье.
И к дьяволу все то словотворенье,
что якобы творения важней!
Уже в первых своих произведениях Геннадий Прашкевич начал вырабатывать свой собственный стиль, отличающий его тексты от других. Основные составляющие этого стиля – богатый язык, чистый, прозрачный, поэтический, обилие отсылок к науке, культуре и искусству самых разных направлений, лиричность и внимание к внутреннему духовному миру персонажей. Несмотря на кажущуюся простоту историй, рассказываемых автором, они требуют от читателя собранности и внимания. Поэтому довольно легко пересказать сюжет его повестей, но всегда есть риск при этом с водой выплеснуть ребенка, оставить за границами рассмотрения какие-то существенные для понимания детали и впечатления.
Еще одна отличительная черта Геннадия Мартовича – стремление к эксперименту в творчестве. Одно из самых странных и поразительных произведений последнего времени – его роман «Царь-Ужас». Прашкевич решился на рискованнейший опыт: художественными средствами описать мир без искусства. Он не пожалел красок и экспрессии для первой части романа, вторую же лишил всяческой выразительности, наступая себе на горло, как художнику, тем самым добиваясь необходимого воздействия на читателя.
Наконец, представленный в этом номере «перевод с неандертальского» – еще один эксперимент. Интересна такая деталь. Геннадий Прашкевич – непревзойденный рассказчик. Всякий, кто с ним знаком, подтвердит эти слова. Как правило, даже многажды рассказанную историю он каждый раз рассказывает по-новому, находит новые подробности и слова... Еще интереснее слушать его версию того произведения, над которым он в данный момент работает. Как правило, эта версия почти не имеет ничего общего с окончательным текстом. В феврале этого года я выслушал подробный пересказ «Белого мамонта». Это была эпохальная история неандертальского «Моби Дика». Конечно, идея совершенного оружия для убиения мамонтов в какой-то степени осталась в тексте, но ведь на самом деле это великая песнь о поэтическом даре Homo sapiens sapiens!
Нам яблоко судьба протянет с ветки,
мы и его
разделим
пополам.
Геннадий Прашкевич, как монополь Дирака, притягивает к себе интересных и странных людей. Об одном из них, дворнике Альвиане Афанасьеве из Минусинска, он написал повесть, а по научным разработкам Альвиана (ибо дворник на самом деле оказался непризнанным ученым, автором нестандартной теории о цикличности в развитии человеческой цивилизации) – роман о далеком будущем «Кормчая книга».
Среди тех, с кем был и остается дружен писатель, много ученых. В его библиотеке книги с дарственными надписями Шмальгаузена, Плавильщикова, Ефремова... Особая статья – поэты и фантасты. Многолетняя переписка и общение с Аркадием Стругацким, Виталием Бугровым, Борисом Штерном и многими другими выплескивается у Геннадия Мартовича в великолепные публицистические работы «Адское пламя», «Возьми меня в Калькутте» и «Малый бедекер по НФ, или Повесть о многих превосходных вещах» (очередная часть которого удостоена диплома журнала «Если» и премии «Бронзовая улитка»), в которых дар рассказчика проявляется в полную силу.
На Прашкевича можно положиться в трудную минуту. Характерно признание Леонида Каганова в рассказе о псевдонаучной лекции на одном из семинаров: «Я притих и в дальнейшем если и поглядывал по сторонам, то только на Прашкевича – его вид меня успокаивал, заставляя думать, что в этом зале все-таки есть спасительный бастион научного подхода к здравому смыслу».
Слежу течения
извилистых долгих рек,
брожу по чужим столицам.
Где они,
величайшие из величайших,
Жизнь, Здоровье, Сила,
держатели гаремов,
водители великих армад?
А кроме того, Геннадий Прашкевич – автор ряда исторических повестей и романов, которые читаются взахлёб, потому что повествуют о людях и событиях, практически неизвестных. Вот что говорил Геннадий Мартович об истоках интереса к истории в интервью Владимиру Ларионову:
«Все началось со случайного взгляда в школьный учебник.
Поразило, что истории Сибири, которой Россия прирастала и будет еще долго прирастать, уделена всего одна страничка. Набор всем известных имен – Хабаров, Атласов, Ермак. И ни слова о Стадухине, Реброве, Курочкине, Козыревском. И ни слова о Крашенинникове, Йохельсоне, Тане-Богоразе: Можешь этот ряд сам продолжить. Короче, обо всех – ни слова, будто кроме разбойников Ермака и Хабарова похвастаться некем: Странным, досадным мне это показалось. Спросил себя, а что, собственно, я сам знаю о родной Сибири, исхоженной вдоль и поперек? И вдруг понял, что знаю не больше какого-нибудь московского кандидата филологических наук. Поняв это, я погрузился в «Сибирику», в Миллеровские сундуки, в различные архивы. Гигантская многолетняя работа. Зато с неким знанием пришла и зазвучала живая речь XVII-XVIII веков. Речь казачьих отписок, речь наказных грамот, в которых царь умолял землепроходцев «в зернь не играть и блядни не устраивать». Но, понятно, играли и устраивали. И за шестьдесят лет по угрюмым землям, горам и рекам вышли к Тихому океану. Резали друг друга, заносили ужасные болезни аборигенам, жили с ясырными бабами, но: распространяли Россию, отодвигали живую восточную границу все дальше и дальше.
Потрясающий век.
Даст Бог, еще напишу роман о северном русском пиратстве в XVII веке.
Ищи издателя».
«Черные альпинисты, или Путешествие Михаила Тропинина на Курильские острова», «Сидение на Погыче (Первые сибиряки)», «Тайный брат», «Секретный дьяк, или Язык для потерпевших кораблекрушение» – сочный, колоритный язык, невыдуманные, нестандартные персонажи, интересные события...
А еще – «Записные книжки», полные миниатюр, которые время от времени проникают в другие произведения писателя, но многое остается неопубликованным, например, такая вот история:
«Одна из причин потопа.
Когда-то китов, на которых стоял мир, было четыре. Потом один сдох. Пока устанавливалось равновесие, мир здорово качало».
Я столько в этой жизни умирал,
что, кажется,
и правда –
я
бессмертен.
И громадье планов. Неслучайно рефреном в интервью Прашкевича часто звучат слова: «Ищи издателя».
Борисов Владимир. «Мне повезло: я знаю озаренье...»: [О жизни и творчестве Г.М.Прашкевича] // Если (М.). – 2003. – № 8. – С. 65-72. – (Лит. портрет).
|
Архив БВИ -> |
[Фантастика] [Филателия] [Энциклопудия] |
|
© 2003 БВИ