ФЕВРАЛЬ

I.

Накануне удалась вечерка,
Да хозяйка нашипела в телефон.
Вел меня в участок по задворкам
Рыжий здоровенный фараон.
Утром выпустили, вижу
Не проспался, не прошел испуг.
Вот, вагоны более не движутся,
А глазеют, лежа на боку.
Подошел вплотную – нет не снится.
Два гвардейца тихо, начеку:
– Разъяснять кого-нибудь, на митинг,
Нужно нам в шестнадцатом полку...
Легкий воздух стал как будто шире,
Шире груди и сердца солдат.
Только, сбросив с плеч привычных гири,
Чувствуешь, как плечи заболят.

II.

Над Невой, над гранитом, над снегом
Небо в горячке дрожит.
Но легко верстовым разбегом
                    Шагать, притиснув ножи.
– Помнишь эти февральские ночи?
                    Выстрелы и фонари.
А за парком, в квартале рабочем,
Огнекрылые степи зари.
Извержения первых пожарищ
                    Грозной и гулкой земли.
– Где, скажите, горит, товарищ?
– Это мы: участок сожгли!

III.

– Я не помню, жил я или не жил.
Так, обвалом, закружилось всё.
Мы свою хрипели Марсельезу,
Выплетая ленты из девичьих кос.
У костров бумажных грея ноги,
У костров судейских потрохов,
Подводили славные итоги
Забранных патронов и штыков.
И, как ленты, той же кровью алой
Сердце злое билось о ружье.
Ведь тогда еще не полиняло
Красных флагов новое тряпье.
А в харчевне, рядом, вижу – тоже:
Николай-угодник и портрет царя.
– Эй, товарищ, это что за рожа?
Почесался: «Да, понятно, – зря».
Не спеша соскреб в стакане пенки,
Встал на самодельный стул.
Повернул царя мундиром к стенке
И словцо такое завернул.
Так погиб последний из династий
И угодник божий загрустил,
Открывая двери нашей касте
Никогда не виданных громил.

IV.

Я никогда еще не слышал
Такого грома в облаках,
Когда взбирались мы по крышам,
Ища врагов на чердаках.
Пять корпусов палили в солнце,
Чтоб кровь сильнее разожгло.
И флаг совали мы в оконце,
На штык рубаху приколов.
На колокольнях и соборах,
Где пулеметам цель в толпу,
Отменный ладан легкий порох
Указывал упрямый путь.
И, как всегда, победой быстрой
Отметив каменный карниз,
Какие громовые искры
Мы с высоты бросали вниз.
Потом, свершивши муэдзинов
Призывы глоткой из свинца,
В прохладный бархат лимузинов
Спускались, остудив сердца.
И, множа мелкую тревогу,
Рожок взбесившийся орал:
– Эй, пешеходы, дай дорогу!
– Эй, сторонитесь, генерал!

V.

Сумрак газовых огней неверный,
Да веселые напевы пуль.
Прислонясь к гранитному барьеру,
Отдыхая, закурил патруль.
Вдруг, из мглы, рожденной дымной далью,
К нам подходит призрак той поры
С головой, покрытой бабьей шалью,
И осипшим басом говорит:
– Арестуйте, гражданин, товарищ.
– Ты, что, выпил? – Я городовой.
От солдат куда ни удираешь, –
Мне б в деревню лучше на покой...
И пошел за ним я, нянька с дитятей.
У огня вгляделся, – что за сон? –
Это он, недавний мой приятель,
Рыжий, здоровенный фараон.

                           1924